![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
svart_ulfr
К. М. Куденко
Жанр песни-поношения известен во многих культурах (араб. hijā, др.-исл. níð). Особенность же древнеирландской хулы в том, что она имеет видимые последствия: на лице жертвы появляются три волдыря — красный, черный и белый, от которых человек умирает.
Вероятно, в мифологеме «волдырей позора» получили эксплицитное выражение три мотива: 1) метафора хулы как оружия; 2) описание песен - поношений цветовыми терминами; 3) мотив внешнего воплощения внутренних изменений
.
Зачастую в глоссах, благодаря полисемантизму отдельных лексем, одновременно передается идея и морального, и физического ущерба. Оба глагола со значением ‘поносит’ (áeraid, rindaid) имеют значение ‘режет’; лексемы agad и enech значат как ‘честь’, так и ‘лицо’; aisc — и ‘позор’, и ‘изъян’. Таким образом, возможно двойственное толкование, например, следующей глоссы:
Rinntaid nomen do fhir ærad rindas cach n-aigid n-oescaib — ‘Rinntaid имя для мужа, который разрезанием/поношением режет/хулит каждое лицо/честь ранами/позором’.
Корреляция «острых слов» поэтов с оружием очевидна и в следующем отрывке саги «Похищение быка из Куальнге»:
Tánic Fer Diad leó dar cend a enig, dáig ba hussu les-sium a thuttim do gaib gaile 7 gascid 7 engnama ná a thuttim de gaaib aíre 7 écnaig 7 imdergtha — ‘Пошел Фер Диад с ними, ради своей чести , ибо было легче ему пасть в битве от копий ярости, отваги и геройства, чем от копий хулы, поношения и позора’.
Таким образом, слова уподоблены кинжалу, и, естественно , результатом становится появление дефектов. Окраска же волдырей может интерпретироваться не только как реализация наиболее архаичного цветосочетания, но и как осмысление цветов , приписываемых традицией самому жанру.
Во-первых, песнь-поношение — это «черная поэзия»:
Att é trí datha na h-écse sin.i. find 7 dub 7 brecc. Find úa moltar, dub úa n-áerthar, brecc úa fόcarar [Breatnach: 67] — ‘Есть три цвета поэзии: белый, черный и пестрый. Белый, которым восхваляется, черный, которым поносится, пестрый, которым предупреждается’.
Хула может «перекрашиваться» в белый цвет, когда поэт маскирует ее под хвалу:
Atá éolus ingnad lasna fileda .i. aer co ndath molta 7 molad co ndath aíre — ‘Есть у филидов необычное умение: хула с цветом хвалы, и хвала с цветом хулы’.
Третий цвет кодирует результат песни— стыд адресата. Естественное покраснение лица при этом трактуется как ранение щек:
Ro faoura fuamand fo tuind tethnadar, ro duisccedh fuil fora gruaidh gnuis. conid foderc — ‘Ножи слов стремительно врезались под кожу, прилила кровь к его щекам лица так, что покраснел он’.
Даже лексема со значением ‘позор’ мотивирована красным цветом: imdergad представляет собой сочетание префикса imm- ‘вокруг’ и прилагательного derg - ‘красный’. Ср. ирландскую триаду:
Trí comarthai clúanaigi: búaidriud scél, cluiche tenn, ábacht co n-imdergad — ‘Три признака наглеца: перебивание рассказов, грубая игра, насмешки с позором’.
Красный цвет стыда, помимо прочего, связывается c жаром. Ср. с русскими выражениями щеки вспыхнули, горит лицо следующий отрывок: Ní áerae, ní áethar, manip tar taircsin ngill día grúaide grís — ‘Не поноси, не должен быть кто-то поносим, если только не отсутствует обещание залога против полыхания его щек’.
В пользу предположения , что сочетание «черный-белый-красный» —это цвета типов хулы как поэтического жанра и ее результата, говорит и само название волдырей: bolga ail 7 anim 7 athis, при ail (букв. ‘упрек’) ‘нерифмованный вид áer’ [McLaughlin: 8], aithis - ‘поношение’, anim - ‘изъян; позор’.
Заметим, что сглазы в русском фольклоре, как и ирландские волдыри, имеют символическую окраску, причем в тех же оттенках (нумерация по: [Русские заговоры и заклинания]): «от белого глаза, от черного глаза, от желтого глаза...» (2175); «Белая грыжа, не грызи, черная грыжа, не грызи, красная грыжа...» (1527).
Наконец, три нарыва имеют параллели и в саговой традиции: нередко ментальное изменение существует в физическом.
‘Этот Брикрен был человек ядовитый и злоязычный. Было в нем много яда. Если он скрывал тайну или думал о ней, то изо лба у него вырастал пурпурный пузырь величиной с мужской кулак’ [Саги об уладах: 20-21].
Подобным же образом описывается и боевой пыл Кухулина:
Roriastrad ime iersuidii, robai bandoi folai a mbun cech finnai doa 7 russuidh a folt inda cend, co nderna suasmoel cas cirdub dia raba fair — ‘Перекрутился он вокруг себя после этого так, что появились капли крови у корня каждого его волоса; втянулись волосы в его голову и стали коротко остриженные, кудрявые, гагатово-черные на нем’.
Кроме того, облик Уладских женщин изменялся в зависимости от того, к какому герою каждая испытывала любовь:
Ar cech ben ro charastar Conall Cernach ba clóen, cach ben dano ro charastár Cúscraid Mend Macha mac Conchobair dobered forminde fora erlabrai. Atá samlaid, cech ben ro charastar Coin Culaind no gollad íarom a rosc fo chosmailius Chon Culaind 7 ara sheirc — ‘Ибо каждая женщина, влюбленная в Коналла Кернаха, была горбата; каждая женщина, что любила Кускрайда Заику из Махи, сына Конхобара, произносила речи, заикаясь. Подобным же образом, каждая женщина, которая любила Кухулина, кривела на один глаз ради сходства с Кухулином и во имя его любви’.
Таким образом, «волдыри позора» не выглядят в древнеирландской традиции, наполненной вызванными эмоциональным состоянием метаморфозами, экзотически, но, напротив, логично вписываются в нее, развивая модель осмысления переживаний ритуальным сознанием: приобщение к смыслу возможно лишь через внешнее изменение.
Русские заговоры и заклинания. М, 1997.
Саги об уладах. М, 2004.
Breatnach L. Satire, praise and the early Irish poet // Ériu (Vol. 56). 2006. pp.63-84.
McLaughlin R. Early Irish Satire. Dublin, 2008.
(С) Сайт филологического факультета МГУ имени М.В.Ломоносова
